Неточные совпадения
Бежит лакей с салфеткою,
Хромает: «Кушать подано!»
Со всей своею свитою,
С детьми и приживалками,
С кормилкою и нянькою,
И с белыми собачками,
Пошел помещик завтракать,
Работы осмотрев.
С реки из лодки грянула
Навстречу
барам музыка,
Накрытый стол белеется
На самом берегу…
Дивятся наши странники.
Пристали
к Власу: «Дедушка!
Что за порядки чудные?
Что за чудной старик...
Тут только, оглянувшись вокруг себя, он заметил, что они ехали прекрасною рощей; миловидная березовая ограда тянулась у них справа и слева. Между дерев мелькала белая каменная церковь. В конце улицы показался
господин, шедший
к ним навстречу, в картузе, с суковатой палкой в руке. Облизанный аглицкий пес на высоких ножках
бежал перед ним.
«Увидеть барский дом нельзя ли?» —
Спросила Таня. Поскорей
К Анисье дети
побежалиУ ней ключи взять от сеней;
Анисья тотчас
к ней явилась,
И дверь пред ними отворилась,
И Таня входит в дом пустой,
Где жил недавно наш герой.
Она глядит: забытый в зале
Кий на бильярде отдыхал,
На смятом канапе лежал
Манежный хлыстик. Таня дале;
Старушка ей: «А вот камин;
Здесь
барин сиживал один.
Глаза, как у лунатика, широко открыты, не мигнут; они глядят куда-то и видят живую Софью, как она одна дома мечтает о нем, погруженная в задумчивость, не замечает, где сидит, или идет без цели по комнате, останавливается, будто внезапно пораженная каким-то новым лучом мысли, подходит
к окну, открывает портьеру и погружает любопытный взгляд в улицу, в живой поток голов и лиц, зорко следит за общественным круговоротом, не дичится этого шума, не гнушается грубой толпы, как будто и она стала ее частью, будто понимает, куда так торопливо
бежит какой-то
господин, с боязнью опоздать; она уже, кажется, знает, что это чиновник, продающий за триста — четыреста рублей в год две трети жизни, кровь, мозг, нервы.
Когда девушка стала подходить
к барину, она сначала умерила ход и перешла с
бега на шаг, поровнявшись же с ним, остановилась и, размахнувшись назад головой, поклонилась ему, и только когда он прошел, пошла с петухом дальше.
Григорий же лепетал тихо и бессвязно: «Убил… отца убил… чего кричишь, дура…
беги, зови…» Но Марфа Игнатьевна не унималась и все кричала и вдруг, завидев, что у
барина отворено окно и в окне свет,
побежала к нему и начала звать Федора Павловича.
«Знаю я, говорю, Никитушка, где ж ему и быть, коль не у
Господа и Бога, только здесь-то, с нами-то его теперь, Никитушка, нет, подле-то, вот как прежде сидел!» И хотя бы я только взглянула на него лишь разочек, только один разочек на него мне бы опять поглядеть, и не подошла бы
к нему, не промолвила, в углу бы притаилась, только бы минуточку едину повидать, послыхать его, как он играет на дворе, придет, бывало, крикнет своим голосочком: «Мамка, где ты?» Только б услыхать-то мне, как он по комнате своими ножками пройдет разик, всего бы только разик, ножками-то своими тук-тук, да так часто, часто, помню, как, бывало,
бежит ко мне, кричит да смеется, только б я его ножки-то услышала, услышала бы, признала!
— По-моему,
господа, по-моему, вот как было, — тихо заговорил он, — слезы ли чьи, мать ли моя умолила Бога, дух ли светлый облобызал меня в то мгновение — не знаю, но черт был побежден. Я бросился от окна и
побежал к забору… Отец испугался и в первый раз тут меня рассмотрел, вскрикнул и отскочил от окна — я это очень помню. А я через сад
к забору… вот тут-то и настиг меня Григорий, когда уже я сидел на заборе…
— Подрядчика, батюшка. Стали мы ясень рубить, а он стоит да смотрит… Стоял, стоял, да и пойди за водой
к колодцу: слышь, пить захотелось. Как вдруг ясень затрещит да прямо на него. Мы ему кричим:
беги,
беги,
беги… Ему бы в сторону броситься, а он возьми да прямо и
побеги… заробел, знать. Ясень-то его верхними сучьями и накрыл. И отчего так скоро повалился, —
Господь его знает… Разве сердцевина гнила была.
В течение рассказа Чертопханов сидел лицом
к окну и курил трубку из длинного чубука; а Перфишка стоял на пороге двери, заложив руки за спину и, почтительно взирая на затылок своего
господина, слушал повесть о том, как после многих тщетных попыток и разъездов Пантелей Еремеич наконец попал в Ромны на ярмарку, уже один, без жида Лейбы, который, по слабости характера, не вытерпел и
бежал от него; как на пятый день, уже собираясь уехать, он в последний раз пошел по рядам телег и вдруг увидал, между тремя другими лошадьми, привязанного
к хребтуку, — увидал Малек-Аделя!
Как только она позвала Верочку
к папеньке и маменьке, тотчас же
побежала сказать жене хозяйкина повара, что «ваш
барин сосватал нашу барышню»; призвали младшую горничную хозяйки, стали упрекать, что она не по — приятельски себя ведет, ничего им до сих пор не сказала; младшая горничная не могла взять в толк, за какую скрытность порицают ее — она никогда ничего не скрывала; ей сказали — «я сама ничего не слышала», — перед нею извинились, что напрасно ее поклепали в скрытности, она
побежала сообщить новость старшей горничной, старшая горничная сказала: «значит, это он сделал потихоньку от матери, коли я ничего не слыхала, уж я все то должна знать, что Анна Петровна знает», и пошла сообщить барыне.
Мальчишки, набрав грибов,
бегом неслись с ними
к барину, и он наделял их за то нарочно взятыми пряниками и орехами.
Я же
господину Фатееву изъяснил так: что сын мой, как следует всякому благородному офицеру, не преминул бы вам дать за то удовлетворение на оружие; но так как супруга ваша
бежала уже
к нему не первому, то вам сталее спрашивать с нее, чем с него, — и он, вероятно, сам не преминет немедленно выпроводить ее из Москвы
к вам на должное распоряжение, что и приказываю тебе сим письмом немедленно исполнить, а таких чернобрысых и сухопарых кошек, как она, я полагаю, найти в Москве можно».
— Вы,
барин, курите побольше, а то ведь эти пискуны-то совсем съедят! — сказал, обертываясь
к нему, исправнический кучер, уже весь искусанный комарами и беспрестанно смахивавший кнутом целые стаи их, облипавшие бедных лошадей, которые только вздрагивали от этого в разных местах телом и все порывались скорей
бежать.
И вдруг вспомнил мальчик про то, что у него так болят пальчики, заплакал и
побежал дальше, и вот опять видит он сквозь другое стекло комнату, опять там деревья, но на столах пироги, всякие — миндальные, красные, желтые, и сидят там четыре богатые барыни, а кто придет, они тому дают пироги, а отворяется дверь поминутно, входит
к ним с улицы много
господ.
Надо сказать, что я несколько трушу Гриши, во-первых, потому, что я человек чрезвычайно мягкий, а во-вторых, потому, что сам Гриша такой бесподобный и бескорыстный
господин, что нельзя относиться
к нему иначе, как с полным уважением. Уже дорогой я размышлял о том, как отзовется о моем поступке Гриша, и покушался даже
бежать от моего спутника, но не сделал этого единственно по слабости моего характера.
На пятый день Капотт не пришел. Я
побежал в кафе, при котором он состоял в качестве завсегдатая, и узнал, что в то же утро приходил
к нему un jeune seigneur russe [молодой русский
барин] и, предложив десять франков пятьдесят сантимов, увлек старого профессора с собою. Таким образом, за лишнюю полтину меди Капотт предал меня…
В сопровождении своих двух спутников взбирался он по лестнице во второй этаж — как вдруг из темного коридорчика проворными шагами вышла женщина: лицо ее было покрыто вуалью; она остановилась перед Саниным, слегка пошатнулась, вздохнула трепетно, тотчас же
побежала вниз на улицу — и скрылась,
к великому изумлению кельнера, который объявил, что «эта дама более часа ожидала возвращения
господина иностранца».
Детишки не унимались, и, только видя, что «старый
барин» зашевелился в лодке, и боясь, что он причалит
к берегу и поймает их, они бросились
бежать с громким криком и озираясь на сердитого «дедушку», который был не на шутку взбешен.
Он плюнул и
побежал садиться: «В Скворешники!» Кучер рассказывал, что
барин погонял всю дорогу, но только что стали подъезжать
к господскому дому, он вдруг велел повернуть и везти опять в город: «Поскорей, пожалуйста, поскорей».
Пока все это происходило, злобствующий молодой аптекарский помощник, с которым пани Вибель (греха этого нечего теперь таить) кокетничала и даже поощряла его большими надеждами до встречи с Аггеем Никитичем, помощник этот шел
к почтмейстеру, аки бы
к другу аптекаря, и, застав того мрачно раскладывавшим один из сложнейших пасьянсов, прямо объяснил, что явился
к нему за советом касательно Herr Вибеля, а затем, рассказав все происшествие прошедшей ночи, присовокупил, что соскочивший со стены человек был исправник Зверев, так как на месте
побега того был найден выроненный Аггеем Никитичем бумажник, в котором находилась записка пани Вибель, ясно определявшая ее отношения
к господину Звереву.
А тут уж разно рассказывают: одни говорят, что этот управляющий сразу бросился на
барина с ножом, но другие — что Тулузов успел его сослать и тот, однако,
бежал из-под конвоя и, пробравшись
к своему патрону ночью, зарезал его.
Дом Кожемякина раньше был конторою
господ Бубновых и примыкал
к их усадьбе. Теперь его отделял от земли дворян пустырь, покрытый развалинами сгоревшего флигеля, буйно заросший дикою коноплёю, конским щавелём, лопухами, жимолостью и высокой, жгучей крапивой. В этой густой, жирно-зелёной заросли плачевно торчали обугленные стволы деревьев, кое-где от их корней бессильно тянулись
к солнцу молодые
побеги, сорные травы душили их, они сохли, и тонкие сухие прутья торчали в зелени, как седые волосы.
Перепугались лакеи: Танайченок
побежал к ключнице, которая сейчас догадалась, что первый жбан выпили они сами; она отпустила пойла, но вслед за посланным сама подошла
к крыльцу, на котором сидел уже в халате настоящий
барин.
Алексей замолчал и принялся помогать своему
господину. Они не без труда подвели прохожего
к лошади; он переступал машинально и, казалось, не слышал и не видел ничего; но когда надобно было садиться на коня, то вдруг оживился и, как будто бы по какому-то инстинкту, вскочил без их помощи на седло, взял в руки повода, и неподвижные глаза его вспыхнули жизнию, а на бесчувственном лице изобразилась живая радость. Черная собака с громким лаем
побежала вперед.
— Ахти, никак, пожар! — вскричал Алексей, вскочив с своей постели. Он подбежал
к окну, подле которого стоял уже его
господин. — Что б это значило? — продолжал он. —
К заутрени, что ль?.. Нет! Это не благовест!.. Точно… бьют в набат!.. Ну, вот и народ зашевелился!.. Глядь-ка, боярин!.. все
бегут сюда… Эк их высыпало!.. Да этак скоро и на улицу не продерешься!
"
Господину Литвинову наше почтение!" — раздался вдруг насмешливый голос с высоты быстро катившегося"дог-карта". Литвинов поднял глаза и увидал генерала Ратмирова, сидевшего рядом с князем М., известным спортсменом и охотником до английских экипажей и лошадей. Князь правил, а генерал перегнулся набок и скалил зубы, высоко приподняв шляпу над головой. Литвинов поклонился ему и в ту же минуту, как бы повинуясь тайному повелению,
бегом пустился
к Ирине.
«Что ты, братец? — спросил я, — где
барин?» Вот он собрался с духом и стал нам рассказывать; да видно, со страстей язык-то у него отнялся: уж он мямлил, мямлил, насилу поняли, что в кладбищной церкви мертвецы пели всенощную, что вы пошли их слушать, что вдруг у самой церкви и закричали и захохотали; потом что-то зашумело, покатилось, раздался свист, гам и конской топот; что один мертвец, весь в белом, перелез через плетень, затянул во все горло: со святыми упокой — и
побежал прямо
к телеге; что он, видя беду неминучую, кинулся за куст, упал ничком наземь и вплоть до нашего прихода творил молитву.
Вино и брага приметно распоряжали их словами и мыслями; они приметно позволяли себе больше вольностей, чем обыкновенно, и женщины были приметно снисходительней; но оставим буйную молодежь и послушаем об чем говорили воинственные пришельцы с седобородыми старшинами? — отгадать не трудно!.. они требовали выдачи
господ; а крестьяне утверждали и клялись, что
господа скрылись,
бежали; увы!
к несчастию казаки были об них слишком хорошего мнения! они не хотели даже слышать этого, и урядник уже поднимал свою толстую плеть над головою старосты, и его товарищи уж произносили слово пытка; между тем некоторые из них отправились на барский двор и вскоре возвратились, таща приказчика на аркане.
Окоемов. Благодарю!
Господа! Я пригласил вас… я хотел весело провести время с друзьями, но случай натолкнул нас на эту печальную сцену; я не думаю, чтобы дальнейшее присутствие в этом бесславном доме было для вас приятно. Я и сам бы
бежал из дому, но я,
к несчастию, одно из действующих лиц этой семейной драмы; я должен буду выслушивать разные объяснения, я обязан выпить чашу до дна.
Господа! оставьте меня наедине с моим позором.
«
К лучшему — не
к лучшему, — думал
господин Голядкин, почти задыхаясь от скорого
бега, — но что дело проиграно, так в том теперь и сомнения малейшего нет; что пропал я совсем, так уж это известно, определено, решено и подписано».
Дело объяснилось следующим образом: двенадцатилетняя крестьянская девочка ушла тихонько с фабрики ранее срока и
побежала с бураком за черемухой, которая росла по речке; она взлезла за ягодами на дерево и, увидев
барина с ружьем, испугалась, села на толстый сучок и так плотно прижалась
к стволу высокой черемухи, что даже витютины ее не заметили и сели на ольху, которая росла почти рядом с черемухой, несколько впереди.
Походит помещик, и посидит, и опять походит.
К чему ни подойдет, все, кажется, так и говорит: «А глупый ты,
господин помещик!» Видит он,
бежит через комнату мышонок и крадется
к картам, которыми он гранпасьянс делал и достаточно уже замаслил, чтоб возбудить ими мышиный аппетит.
— Не спорьте; сестра от них переехала, не захотела с ними жить, стало, не вздор, — возразил ярославец. — Эй, Николай Лукич, а Николай Лукич? Куда вы
бежите? Присядьте, — крикнул он
к проходящему мимо его
господину в сером пальто. — Вот мы спросим Николая Лукича, он все знает.
(Смотрит на часы.)Часы
бегут — и с ними время; вечность,
Коль есть она, всё ближе
к нам, и жизнь,
Как дерево, от путника уходит.
Я жил! — Зачем я жил? — ужели нужен
Я богу, чтоб пренебрегать его закон?
Ужели без меня другой бы не нашелся?..
Я жил, чтоб наслаждаться, наслаждался,
Чтоб умереть… умру… а после смерти? —
Исчезну! — как же?.. да, совсем исчезну…
Но если есть другая жизнь?.. нет! нет! —
О наслажденье! я твой раб, твой
господин!..
Никита(немного уже и испуганный).Ах ты, царь небесный, что это за
барин такой! (Обращаясь
к Настасье Кириловне и Ваничке.)Поглядите за ним маненичко, а я
побегу. (Поспешно уходит.)Настасья Кириловна и Ваничка приближаются
к Дурнопечину.
Иногда в это время Тит бегал в девичью и приказывал по именному назначению той или другой горничной налить ромашки и подать
барину, что «де на животе нехорошо», и горничная с каким-то страхом
бежала к Агафье Ивановне.
— Ах, матушка, не извольте слушать, что вам старый сыч этот напевает, пожалуйте ко мне, я проведу вас, — ведь из окна, матушка, узнала, походку-то вашу узнала, так сердце-то и забилось, ах, мол, наша барыня идет, шепчу я сама себе да на половину
к Анатолию Михайловичу
бегу, а тут попался казачок Ванюшка, преядовитой у нас такой, шпионишка мерзкой: что, спросила я, барин-то спит? — Спит еще — чтоб ему тут, право, не при вас будь сказано.
—
Беги скорее
к старосте, скажи ему, чтобы велел запрячь тележку да отвез бы старичка куда ему надо… ох! Да вели ему дать, бедненькому, пирожка на дорогу… Постой, вот я волью в посудинку бузины… пусть прежде напьется хорошенько горяченького… Палашка! Вынь ей также белый хлебец из кладовой… а ты, Фекла, ступай сюда (тут она ввела бабу в «аптеку»), на тебе мазь, скажи ему, чтоб натирал грудь утром и вечером… Ох! С нами крестная сила!.. Ну, ступай, ступай…
Господь с тобою!..
Испугавшись, он принялся
бежать, ибо показалось ему, что лысый
господин воротился, догоняет его и хочет, обшарив, отнять все возмездие, опираясь на свое неотъемлемое число семерых и решительно отрицая всякое возможное отношение каких бы то ни было золовок
к Семену Ивановичу.
И пока
господа переглядывались и молчали, кучера и лакеи
побежали к тому месту, откуда был слышен крик. Первым вестником скорби был лакей, старый Илья. Он прибежал из леса
к опушке и, бледный, с расширенными зрачками, хотел что-то сказать, но одышка и волнение долго мешали ему говорить. Наконец, поборов себя и перекрестившись, он выговорил...
Мать Пелагея
побежала в усадьбу
к господам сказать, что Ефим помирает. Она давно уже ушла, и пора бы ей вернуться. Варька лежит на печи, не спит и прислушивается
к отцовскому «бу-бу-бу». Но вот слышно, кто-то подъехал
к избе. Это
господа прислали молодого доктора, который приехал
к ним из города в гости. Доктор входит в избу; его не видно в потемках, но слышно, как он кашляет и щелкает дверью.
— При нем советую изменить аллюр, батенька… непременно изменить… И если он позовет,
бегите к нему рысью… Да вот еще что,
господа гардемарины милые, знаете ли вы приказ Нельсона перед Трафальгарской битвой?
— И Корнев, наверно, отдал бы под суд или, по меньшей мере, отрешил меня от командования, если бы я поступил по правилам, а не так, как велит совесть… Вот почему он благодарил меня вместо того, чтобы отдать под суд! Сам он тоже не по правилам спешил
к Сахалину и тоже в густой туман
бежал полным ходом… Так позвольте,
господа, предложить тост за тех моряков и за тех людей, которые исполняют свой долг не за страх, а за совесть! — заключил капитан, поднимая бокал шампанского.
— Да как в тот раз, — сказал Пахом. — В радельной рубахе
к попу на село не
побежал бы. Долго ль до огласки? И то, слышь, поп-от грозил тогда. «До архиерея, — говорил, — надо довести, что у
господ по ночам какие-то сборища бывают… и на них монахов в рубахи тонкого полотна одевают».
Высокий и широкоплечий
господин в цилиндре соскочил с шарабана, взял на руки мальчишку и, подпрыгивая, весело
побежал к стеклянной двери.
Но вот схватил он за складки еще одну серую шинель, повернув ее лицом
к месяцу, припал ухом
к груди и, вскинув мертвеца на спину,
побежал с ним, куда считал безопаснее; но откуда ни возьмись повернул на оставленное поле новый вражий отряд, и наскочили на Сида уланы и замахнулись на его ношу, но он вдруг ужом вывернулся и принял на себя удар; упал с ног, а придя в себя, истекая кровью, опять понес
барина.
— Невесть что! — вдруг неожиданно произносит Боб Денисов. — И надо же случиться, что у нас ни у кого денег нет,
господа! И в какое ты неподходящее заболел, карапуз, время! — обращается он с комическим ужасом
к маленькому принцу, как будто тот может что-нибудь понять. Минуту спустя Боб стремительно
бежит за доктором.
—
Барин молодой проснулись!
Бежать одевать их надо… Ахти беда, поднимет дым коромыслом… Опять в училище свое опоздает! Кажинный день так-то: будишь его будишь, бровью не поведет, a потом
к девяти часам, глядишь, и пойдет гонка! Уж вы сами потрудитесь пройти в вашу комнату, барышня. Вот отсюда по коридору третья дверь на право. A я
бегу!
— Не взыщи,
господине лекарь, — отвечает Мамон, почтительно кланяясь, — по приказу великого князя ищем важного беглеца. Он
бежал сюда
к палатам боярина, здесь и скрылся. Одному из наших вздумалось только теперь сказать, будто слышал, как Холмский лез по стене, будто твое окно отворилось…